Принципиальность — это, безусловно, добродетель. Без всяких оговорок. Беспринципность, напротив, отвратительна. Здесь оговорки тоже ни к чему.
Теперь проведем мысленный эксперимент: выставим на ринг принципиального противника насилия и беспринципного амбала. Нокаут первым ударом, рефери поднимает руку победившего качка, на всякий случай усиленную кастетом.
Коллаж Дрон Медиа
Принципиальность, заметьте, остается все той же добродетелью, а беспринципность все так же отвратительна. Мы просто придумали обстоятельства, при которых принципиальность бесполезна.
Для того чтобы добродетель восторжествовала, требуются соответствующие обстоятельства. И если нужно, чтобы торжествовала именно добродетель, такие обстоятельства следует сначала создать.
Для того чтобы выдающийся отличник мог завтра реализовать свой интеллектуальный потенциал, есть минимальное требование — чтобы банда двоечников тупо не убила его в подворотне. Хорошие оценки не спасут, в подворотне они не котируются. Точно так же минимальным условием для того, чтобы могла восторжествовать рафинированная принципиальность, должно быть ее проявление в обществе, где такая принципиальность является преимуществом, а не мгновенным приговором.
Еще одна метафора: из помещения с атмосферой из хлора и сероводорода нужно сначала откачать ядовитые газы, затем накачать в него приличный воздух, и только потом снимать костюм повышенной химической защиты, приглашать публику и проводить лекцию.
Главная, на мой взгляд, ошибка российской либеральной оппозиции заключается в том, что ее лучшие представители принципиально пытались применять для преобразования общества либеральные инструменты в совершенно неприспособленной для этого социальной среде. Они были твердо намерены проводить лекции о свободном и правильном дыхании в помещении, где дышать было нечем.
Особенно ярко их подход проявился в приверженности принципу верховенства права в стране, где никакого верховенства права нет в принципе.
Безусловно, для либерализма принцип верховенства права — один из важнейших. Но чтобы этому принципу следовать, он должен быть реализован на практике и защищен. Российская оппозиция, однако, эти этапы благодушно пропускала, она лишь декларировала свою верность этому принципу и пыталась воздействовать на режим так, как будто такое верховенство в России существует.
То есть российская оппозиция намеревалась облагородить правящий режим, опираясь на свою иллюзию, а на деле — на законы самого же режима. Стоит ли удивляться, что режим сначала оставил оппозиции только право на одиночные пикеты с надувными шариками благонадежной расцветки, а потом отобрал у нее и шарики. Во избежание.
Но даже это не привело российских либералов к пониманию того, что если они действительно хотят сменить режим, необходимо наплевать на запреты и взять в руки отнюдь не шарики. Такие предложения они хором клеймят “экстремистскими” и для себя полностью исключают. Потому что, хотя теоретически они выступают против законов своего государства, однако на практике они категорически не желают эти законы нарушать.
В условиях реальной демократии и верховенства права такой подход означает проявление либеральной принципиальности, но в условиях фашистского произвола этот же подход иначе как прямой декларацией лояльности к режиму не назовешь. Оторванная от реальности принципиальность элегантно превращается в совершенно реальную беспринципность.
Именно этот эффект (российский публицист, — Дрон) Аркадий Бабченко называет "полным слиянием оппозиции с рейхом". По реакции российских либералов на Бабченко видно, что выпад попал в цель — при том, что Бабченко тоже придерживается либеральных взглядов, он на редкость четко понимает, где либеральная доктрина реально применима, а где потуги ее применить выглядят смешно и глупо. И его насмешка обижает как раз тех, кто не в состоянии понять, почему показывать метку "иностранного агента" над каждым постом в фейсбуке — это именно заявление о лояльности ненавистному рейху, и ничто иное.
Поскольку никакая проповедь не может считаться приличной, если в ней нет цитаты из Писания, а моя проповедь подходит к финалу, то вот вам Екклезиаст.
Когда он пишет "есть время, когда убивать, и время, когда врачевать; время, когда разрушать, и время, когда строить", он же не требует всегда отдавать предпочтение врачеванию перед убийством и строительству перед разрушением. И первое, и второе бывают необходимы в свое время. Он лишь утверждает, что есть свое время и для первого, и для второго.
Российские оппозиционеры, принципиально (и, кстати, голословно) претендуя на способность делать второе, столь же принципиально уклоняются от того, чтобы брать на себя первое. Хотя они и признают, что без разрушения режима никакое строительство невозможно, но рук для такого разрушения у них нет, и поэтому они покорно ждут, когда эту работу кто-то сделает за них.
Ждут кого-то, кто создаст условия для создания в России общества и государства, где добродетельная принципиальность больше не будет оборачиваться отвратительной беспринципностью.
Но пусть это будет кто угодно, только не они.