В 1946 году филолог Виктор Клемперер, специалист по романской литературе XVIII века, издал книгу личных наблюдений за тем, как нацистская пропаганда меняла немецкий язык. В 1935 году нацисты отстранили его от преподавания, поскольку Клемперер был еврей. Отправки в концлагерь, впрочем, профессор избежал — спасло то, что был женат на немке. Вплоть до 1945 года он вел тайные записи — цитаты из газет, фрагменты разговоров с обывателями, собственные наблюдения, — по которым видно, как эффективно ведомство Геббельса "минировало" и отравляло немецкий язык, пока не сделало из него идеальный инструмент пропаганды.
Коллаж Дрона
Из наблюдений Клемперера прямо следует, что жители Третьего Рейха говорили не на немецком языке Гейне и Шиллера, а на нацистском новоязе, в который были намертво зашиты идеологические основы гитлеровского режима. Каждый, кто говорил на этом языке, автоматически становился носителем и переносчиком нацистской идеологии.
Клемперер назвал этот диалект (и свою книгу) LTI - Lingua Tertia Impreria ("Язык Третьего Рейха").
Я пока не видел работу, которая бы столь же внимательно и честно исследовала влияние современной кремлевской пропаганды на русский язык. Думаю, современным исследователям будет что добавить к списку приемов, которые зафиксировал Клемперер, но, возможно, таких открытий будет не так уж много, потому что Кремль "минирует" и отравляет русский язык практически по тем же лекалам, по каким нацисты калечили немецкий.
Совпадения временами просто поразительны. Введение специфических фразеологизмов вроде "загнивающего Запада" и "вставания с колен", размывание четких понятий (потому что "не все так однозначно"), жесткая привязка привычных слов к новым пропагандистским нарративам — все это уже было в Германии при нацистах. "Новые территории", "один народ, одно государство, один вождь", "в едином порыве патриотизма"...
Развязанную собственным режимом войну в Третьем Рейхе убежденно считали оборонительной, поскольку в представлении большинства населения Рейх просто защищался от всемирного заговора против его неотвратимо растущего величия. Точно так же, как в нынешней России оборонительной называют путинскую "спецоперацию". Подмена термина, кстати, облегчила подмену стоящего за ним понятия.
Помимо того, что тоталитарный режим делает язык средством распространения своей идеологии и пропаганды, он также использует его как инструмент аннексии и уничтожения прежних смыслов. То, что язык Третьего Рейха назывался немецким, давало Рейхсканцелярии право ассоциировать его со всей многовековой немецкой культурой. Точно так же Кремль называет свой отравленный пропагандой язык русским, и на основании этой подмены подгребает под себя все, что написано на настоящем русском.
И это работает. Современный российский читатель воспринимает Пушкина и Стругацких на том языке, которым пользуется в быту — хотя этот кремлеяз жестко укоренен не в реальной истории и культуре, а в пропагандистских нарративах, и хотя бы поэтому неизбежно калечит восприятие. Что бы ни вкладывали авторы в свои книги, читатель сможет прочитать в них лишь то, что втиснется в привычный для него язык.
Скажем, в языке современной России слово "свобода" перестало означать право и способность каждого самостоятельно управлять своей жизнью и самому нести за нее ответственность, а взамен начало восприниматься как выдумка "либерастов" для подрыва "традиционного уклада" и "общенародных интересов". И именно так это слово и будет прочитано и воспринято в абсолютно любой книге, где бы российский читатель его ни встретил.
Эта механика работает не только на захват новых территорий смыслов, она не менее эффективна и для обороны того, что режим уже захватил. Если человек не владеет другим языком, он будет надежно изолирован от всего, что на чужом языке сказано и написано. Чтобы до него достучаться, нужно говорить с ним на его языке. То есть, на том самом кремлеязе, который тщательно обезврежен пропагандой и заведомо не приспособлен для изложения и восприятия неблагонадежных идей.
Именно поэтому немногочисленная российская оппозиция, которая пытается уйти от кремлеяза, способна достучаться только до своего герметичного круга и потому обречена на изоляцию.
Именно поэтому российская оппозиция, которая пытается достучаться до широкой внутрироссийской аудитории и для этого вынужденно использует кремлеяз, так быстро становится неотличима по звучанию от пропагандистки Скабеевой. Как же она может звучать иначе, если благонадежность и лояльность Кремлю полностью зашиты в их язык?
Несколько лет назад я предлагал (и почти при этом не шутил) создать российско-русский словарь, который позволил бы переводить с кремлеяза на классический русский. Полагаю, идея безнадежно устарела. В путинской России никакого классического русского языка больше нет, корни его выкорчеваны и заменены синтетическими муляжами. Так что делать словарь пришлось бы для перевода с мертвого языка на искусственный.
Ну и, конечно, чтобы обезвредить созданный режимом язык, нужно сначала обезвредить сам режим. А эта задачка не решается просто военным поражением Путина в Украине. Даже полным крахом режима эта задачка, увы, не решается. Потому что, скажем, язык сталинизма продолжает существовать, хотя породивший его режим давно в прошлом. То же самое можно сказать и про советский новояз. Даже если в русской филологии появятся свои Клемпереры, заметят их появление только им подобные языковые изгои.
Так что путинский кремлеяз еще долго будет форматировать сознание россиян — всех, кто захочет, чтобы их сознание форматировали.
Опыт показывает, что таких еще долго будет много. Вероятно, большинство.