Работу российского исследователя и основателя агентства ExtremeScan Елены Коневой прочитала Евгения Заяц, многомесячный контент-менеджер агентства, и коротко и доступно изложила его содержание. Вы также можете прочитать полную авторскую версию текста.
В течение первого года специальной военной операции (СВО) в Украине, которую мы все же будем называть войной, проводились многочисленные исследования российского общества и его отношения к происходящему. Реальность военного времени стала настоящим вызовом для социологов, а динамика показателей разрушила многие гипотезы.
- Читайте телеграм Дрона. Там больше новостей и можно комментировать
Самым поразительным и, в то же время, уже привычным для нас фактом стал уровень поддержки войны. По истечению года мы можем констатировать, что развязанная война, принесшая столько горя и разрушений, осознанно поддерживается примерно 38% населения России (это люди, которые поддерживают войну, даже если Путин примет решение ее не продолжать, – Дрон). Количество людей, открытым образом не поддерживающих войну в феврале 2023 года, составляет не менее 11%. При этом позиция оставшихся 51% еще остается пространством для дискуссий, в которых озвучивается все меньше оптимизма и надежд на то, что масса недовольства войной и антивоенные настроения будут нарастать.
Первый год СВО продемонстрировал, как общество способно "переварить" войну, санкции и даже мобилизацию, выбрав основным путь непротивления всему происходящему. На данный момент приходится признать эту реальность и работать уже над выяснением, как такое стало возможным.
В первую очередь в опросах выделяется количество респондентов, избегающих отвечать на вопросы о поддержке (войны, мобилизации, решений правительства) - оно аномально высокое. В среднем 30-35% респондентов предпочитает вариант "затрудняюсь ответить" или отказываются отвечать на сензитивные вопросы, что само по себе весьма показательно. Треть населения страны предпочитает оставить свое мнение — каким бы оно ни было — при себе, побуждая исследователей строить гипотезы без четкого понимания, что эти люди на самом деле думают.
Год исследований показал, что динамика между группами поддерживающих СВО, не поддерживающих СВО и "молчунами" невысока: первые две постепенно поляризуются, но третья не примыкает ни к одному из полюсов. По многим косвенным признакам они ближе к противникам войны: скорее недовольны кризисным состоянием, собственным экономическим положением, пессимистичны в оценке будущего, но при этом ничто из этого не делает их откровенными противниками. В какой-то мере парадоксально все эти факторы скорее толкают их в сторону поддерживающих войну: эти люди, осознавая все негативные последствия, испытывают страх перед сильным врагом, каковым внезапно оказались украинцы с поддержкой западных стран. Шокирующим открытием для социологов стала позиция, которую можно сформулировать так: "Мы начали войну, причинили много зла, но теперь нужно держаться вместе и противостоять тем, кто придет мстить". Но это только одна из гипотез, подтвердить или опровергнуть которую можно будет лишь в дальнейших исследованиях.
Контекстом, о котором не стоит забывать при анализе ответов, стали широко освещаемые в пропаганде уголовные преследования за “дискредитацию армии”. Причем, действием, которое классифицируется как дискредитация, может быть практически любым, вплоть до устного высказывания в частном разговоре. Угроза уголовного преследования за высказанное вслух мнение против войны — весомый фактор, заставляющий "умолкнуть" многих респондентов. А те, кто артикулировано выражает мнение "против", становятся маргиналами.
Противники войны находятся в угнетенном состоянии из-за разобщенности, ощущения одиночества, страха и блокировании любых действий, которые бы помогли им себя выразить.
Их эмоции — это гнев, стыд, разочарование, усталость, тревога и нарастающая апатия. Речь идет о тех противниках, кто еще остается на территории России. Но за 2022 год из страны выехало такое количество людей, особенно молодых мужчин, что это отразилось на структуре населения. Уехавшие "потеряны" для исследователей, можно лишь предположить, что большая их часть против войны и/или не поддерживают власть в целом. Таким образом кластер противников войны несет потери за счет эмиграции и "умолкания" тех, кто опасается преследования.
Кем же являются те люди, которые поддерживают войну? Являются ли они на самом деле движущей силой в этой войне? Может ли правительство рассчитывать на рост поддержки?
Исследования показали, что в российском обществе около 17% "ястребов", которые разделяют позицию государственной пропаганды, верят в "укронацистов", от которых нужно защитить русских людей и поддерживают любую эскалацию. Им нравится война! Однако это ястребиное ядро представлено в основном мужчинами за пятьдесят, которые смотрят телевизор, смело высказываются, но при этом практически не рискуют оказаться на фронте. Гораздо интереснее, как война затягивает тех, кто изначально не был ее поддерживающей силой.
Непредвиденной динамикой восприятия войны стала адаптация к ней. Сразу после начала войны состояние общества можно было описать как шоковое. Первые несколько месяцев усиливалась поляризация групп, воодушевление, а вместе с ним поддержка войны нарастали среди "ястребов", которые все еще верили в скорую победу. Но к лету стало понятно, что первоначальный оптимизм в отношении краткосрочности войны не оправдался, люди устали и по отношению к СВО наступила фаза апатии, за которой последовал новый шок — сентябрьская мобилизация. Часть исследователей ожидала, что это в корне изменит динамику восприятия, ведь теперь война материализовано коснулась многих, вошла в дома простых россиян. Однако буквально через пару месяцев общество адаптировалось и к этой реальности. Не затянулись ни шок, ни паника. Парадоксальным образом в исследованиях отмечается рост экономического оптимизма. Несмотря на объективные данные о существенном снижении экономических показателей и негативные прогнозы, в среднем оценка респондентами собственного материального положения улучшается.
Исследователи предполагают, что на фоне "эмоциональных штормов" и доминирования войны у людей в целом притупляется чувствительность к бытовым неурядицам, снижая остроту восприятия, а вместе с ней притупляется и критическая рефлексия. Адаптация же, в свою очередь, ведет к росту поддержки. Поэтому, несмотря на многотысячные потери среди мобилизованных, озвучиваемая готовность к мобилизации возрастает. При этом, люди все так же, как раньше, не проявляют инициативы в мобилизации, принять участие в войне готовы скорее гипотетически и только по приказу. Поддержка войны на словах растет, но на деле пассивность также преобладает и в мобилизации.
Затянувшаяся спецоперация меняет кластер сторонников войны, они становятся более яростными и вовлеченными. Наблюдается интересный феномен разделения поддержки войны и поддержки Путина.
Две трети сторонников войны (всего их 59%), можно назвать "сознательным ядром поддержки СВО" - они поддерживают СВО и одновременно выступают за эскалацию до победы и не приемлют компромисса или прекращения войны в нынешних условиях, даже если это будет предложено Путиным. Таких получается 38%.
В это же время для большей части россиян будущее связано именно с окончанием СВО и началом хоть какого-то мира.
С сожалением можно констатировать, что российское общество втягивается в топи войны без видимого сопротивления, предпочитая пассивно адаптироваться к новой реальности, держась за остатки личного благополучия и молча надеясь на то, что война так или иначе закончится, не задев их лично. Пассивность отмечается как в противостоянии войне, так и в ее поддержке, и может быть названа основной характеристикой российского общества в первый военный год.
В анализе использованы данные проекта Хроники
https://www.chronicles.report/about
Для контактов и вопросов пишите по адресу elena.koneva@extremescan.eu