Правозащитный центр "Весна" существует с 1990-х годов. Его сотрудники занимаются мониторингом политических арестов, которые стали массовыми в последние пару лет. Сейчас, по данным правозащитников, в Беларуси не менее 1 307 политзаключенных, среди которых были несовершеннолетние, а также те, кто не дожил до освобождения.
Оказаться вне закона в Беларуси довольно просто: для этого надо участие в массовых шествиях, комментарии в соцсетях или даже танцы в хороводе. Кто за это сидит и что можно сделать, рассказывает Анастасия Василчук, которая уже шесть лет занимается правозащитой в "Весне".
— За что сидят политические заключенные?
— Упоминая Беларусь в новостях, раньше часто говорили про Лукашенко и спорт, а теперь — про политзаключенных.
— Если я правильно понимаю, то вы — одна из организаций, которая занимается этой темой.
— Да, "Весна" в 2020 года стала первой организацией, которая занялась признанием политзаключенных. Сейчас это делаем не только мы.
Мы также отыскиваем людей через свои горячие линии, боты, формы обратной связи. Либо мы связываемся с авторами постов в соцсетях, которые рассказывают о задержанных по уголовным делам. Мы группируем дела по видам, и коалиция правозащитных организаций признает людей политическими заключенными.
— Какие это дела? Среди тех, которые связаны с протестами 2020–2021 годов, много дел по статье 342 УК РБ за грубое нарушение общественного порядка. На 24 августа 2022 года у нас был 1 301 политзаключенный, из них 450 сидит по этой статье.
— Уже полгода или больше почти каждый день приходят к людям, которые участвовали в протестах 2020 года. Силовые структуры вычисляют их по видео и фото, распознавая лица с помощью специальных программ. Причем сначала речь шла о людях, которые были на баррикадах или зажигали фаеры, а сейчас речь просто о тех, кто фотографировался на проезжей части в толпе или даже стоял на обочине с флагом.
По таким делам в основном задерживают людей в Минске и отчасти в других городах. Это похоже на конвейер: людей берут и запугивают, потом часть из них отпускают.
Второй блок статей — диффамационные, то есть за оскорбление символики, представителей власти. По таким статьям сидит более половины политзаключенных.
Международные правозащитные организации добиваются того, чтобы эти статьи в любых странах были декриминализированы. Ведь за оскорбление человеком человека полагается только административное наказание. Но за оскорбление чиновников или Лукашенко может быть заведено уголовное дело, а резкие комментарии про милицию трактуются как разжигание социальной вражды.
Остальные сидят за измену государству, содействие экстремистскому формированию и по другим политическим статьям.
Сколько людей сидит из-за политики?
— Следственный комитет недавно сказал, что за экстремизм в период с 9 августа 2020 года по 1 июля 2022 года заведено 11 тысяч дел. По вашим данным, в Беларуси более 1 300 политзаключенных. Так сколько людей на самом деле сидит?
— Думаю, Следственный комитет имеет в виду все протестные дела. Для властей мы все экстремисты — и кто выходил на протесты, и кто писал комментарии, и кто создавал чаты. Вспомним известное "дело хороводов" в Бресте — наверное, самое массовое уголовное политическое дело. Люди вышли 13 сентября 2020 года на улицу и водили хоровод на перекрестке. Их разогнали водометами, а потом силовики вычислили почти всех, кто там был. Более 130 человек осудили и наверняка еще кого-то будут судить. Большинству присудили колонию, части — "химию" или "домашнюю химию".
Действительно, крайне сложно сказать, сколько сидит. Думаю, точная цифра неизвестна даже силовикам. Но 11 тысяч – это не значит, что все они сидят. Кто-то уехал и считается террористом, согласно списку КГБ. Кто-то находится в стране под подпиской о невыезде за дело о комментариях, по которому потом ему дают, например, "химию".
Таким образом, 1 301 человек на 24 августа признан политическим заключенным, еще около 100 дел в стадии изучения или по ним ждем суда. Есть еще люди, которые к нам не обратились, и навскидку — это еще несколько тысяч человек.
Чем дальше, тем люди реже обращаются к нам, потому что они запуганы. Фактически в Беларуси разгромлена независимая адвокатура. Оставшиеся адвокаты очень боятся за свои места и транслируют пожелание Следственного комитета не обращаться в "Весну". Это мотивируют тем, что тогда дадут меньший срок — но по нашим сведениям, это не влияет на приговор. Зато история человека станет публичной, и это его поддержит.
Замалчивание для властей — любимая стратегия. Им больше нравится, чтобы все говорили страшную цифру 11 тысяч дел, и больше ничего. А между собой обсуждали, что у кого-то забрали соседа или коллегу.
— Кто эти люди?
— Политзаключенные — люди очень разные, единого портрета нет. Единственное что можно сказать — пол. Из 1 301 человека — 1 147 человек мужчин и 154 женщины. Как это вышло? Например, если человек задержан за массовые беспорядки, то независимо от пола он сидит 3–4 месяца в СИЗО. Потом, по наблюдениям, женщинам обычно дают "домашнюю химию", мужчинам – "химию" с направлением, чтобы они уехали куда-то жить и работать.
По профессии это и айтишники, и рабочие, и студенты. Сейчас среди политзаключенных уже нет несовершеннолетних, но на момент признания политзаключенными несовершеннолетними были девять человек. Студенты, учащиеся колледжей, старшеклассники — в тюрьме им исполнилось 18.
Есть также люди старшего возраста. Недавно в Бобруйске была вопиющая история: женщину 74 лет осудили на 3,5 года колонии за комментарии — за оскорбление представителя власти, Лукашенко и судьи. Она должна выйти, когда ей будет почти 78 лет.
— Бывает, что люди не доживают до освобождения?
— Бывает. Мы знаем про случай с Витольдом Ашурком, которому было 50 лет во время смерти в колонии. Он выглядел очень молодо и умер в колонии в Могилевской области. Следствие по делу о смерти пока без результатов, можно только догадываться о причинах.
Был и другой случай — мы не успели узнать, что человек на "химии". Он совершил суицид в момент, когда еще не был признан политическим заключенным. Это было в районе Нового года.
В Минске у каждого найдется знакомый, который был задержан
— Люди на свободе склонны героизировать тех, кто сидит, — это помогает как-то объяснить реальность. Но фактически политзаключенные выходят, потеряв работу, часто семью. Какие последствия мы имеем от большого количества политических арестов?
— Пока мы не столкнулись с этой проблемой в полной мере: сейчас выходят только те, кому дали год-полтора, осенью будут выходить те, кому присудили два.
В целом это зависит от характера. Иногда бывает, что человек — кремень и начинает жить с новыми силами. Но зачастую люди выходят с новыми психологическими проблемами, расстройством адаптации. После выхода они не знают, что делать и как вернуться к жизни до посадки. Тем более жизнь в Беларуси уже другая. А самое сложное — когда человек вынужден уехать и адаптироваться в новой стране.
Учтем и контекст войны в Украине. Например, бывший политзаключенный Тихон Клюкач попал в тюрьму в 18 лет, отсидел срок и после уехал на войну в Украину. Это его выбор, но кто знает, возможно, он мог бы реализовывать свои интересы иначе.
Арест — проблема также для родственников политзаключенных
— То есть количество травмированных арестами людей можно умножать в несколько раз?
— Да. Не берусь говорить по районным и областным центрам, но в Минске, думаю, у каждого найдется знакомый, который однажды был задержан. Многие семьи носят в тюрьму передачи каждый месяц. Много семей с экономическими проблемами, когда задерживают кормильца, особенно в многодетных семьях.
Часть вопросов беларусы решают деньгами сообща. Например, был организован сбор для детей политзеков в школу. Но проблему травмы так просто не решить.
Отправить письмо или деньги — это поддержка
— Что делать? В Беларуси многие сидят, кто-то вышел, есть правительство в изгнании, но в то же время никто не станет штурмовать тюрьмы, чтобы всех освободить.
— Для себя у меня ответ: делать то, чем я занимаюсь. После начала войны проблемы Беларуси в регионе и ЕС ушли на второй план. Люди забывают то, что происходило два года назад, и наша задача – делать все, чтобы этого не случилось. Рассказывать о том, что есть альтернативная Беларусь с множеством героических и множеством пострадавших людей, которые являются заложниками.
Важно просто писать письма, слать открытки. Сейчас люди это делают меньше из-за огромной усталости. Но отправить письмо очень просто сделать с помощью специальных сервисов, таких как Письмо.бел — подписать и отослать онлайн, заплатив деньги. Любой может делать денежные переводы и слать бандероли (инструкция по ссылке. — Прим. "Дрон Медиа").
При работе с репрессиями нужно уметь отдыхать
— Работа с репрессиями очень тяжела, ее сложно выдерживать на долгой дистанции. Скажи, что тебя поддерживает?
— Наверное, близкие люди и отдых. Важно абстрагироваться: встречаться по вечерам с друзьями, уезжать на выходные. Чтобы работать с этой темой, надо уметь отключаться, иначе можно быстро перегореть. Нужно уметь выключить телефон и Интернет, просто начать говорить о другом, чтобы передохнуть и вернуться.
В 2020 году я одна очень долго занималась Telegram-каналом "Весны", спала по пять часов, консультировала. Я понимала, что здесь и сейчас могу помочь множеству людей, что сейчас творится история. Это давало огромные силы. За месяц через меня проходили сотни историй, но со временем я перестала переживать их как свои.
Зато недавно на мероприятии ко мне подошел парень и сказал, что узнал меня, что он благодарен за консультацию в Telegram в 2019 году. Во время кампании по парламентским выборам активистов стали призывать в армию, и мы его консультировали по этому вопросу. Я не помню деталей, но он сказал, что ему это помогло, а потом он выехал из страны и познакомился с девушкой. Когда тебе говорят такие вещи, это безумно вдохновляет.
До 2020 года людей не уважали, но никто не лез в политику
— Руководство вашей организации было задержано около года назад, и сейчас в тюрьме по делу о неуплате налогов руководители находятся под следствием больше года. Большинство сотрудников и членов организации вынужденно уехали за границу. Что было бы, если бы ты сейчас поехала домой в Беларусь?
— Может, пустили бы, а потом бы пришли. Я бы так не делала. И я уже являюсь свидетелем по уголовному делу. Возможность приехать есть, но вопрос, что со мной потом будет. Если оценивать вероятности, то посадка в тюрьму — это пять баллов из десяти, задержание — восемь-девять.
— Что важно знать о ситуации в Беларуси?
— Обсуждая Беларусь, надо помнить: это не страна-агрессор, это страна-заложник. В Беларуси и до 2020 года был жесткий авторитарный режим, просто большинство людей дистанцировалось от власти. Уважения к людям не было, но все жили с мыслью, что незачем лезть в политику.
Какие-то выборы, какой-то Лукашенко, но мы учимся и работаем, у нас отдельная жизнь, и он нас не трогает. А потом был коронавирус, в жизнь беларусов пришел YouTube — и все взорвалось.